Первым кровавым шагам христианства как мировой рилигии посвящается фильм Алехандро Аменабара “Агора” (13 номинаций на премию Goya и запрет на показ фильма в Италии). Если бы можно было написать к этой картине эпиграф, то слова героини фильма философа Гипатии, сказанные в ответ на уговоры епископа Кирии принять христианство, подошли бы лучше всего: “Тебе сомневаться нельзя. А я должна”…

Конец IV века н. э. Александрия Египетская, пока еще культурная столица Римской империи, страдает от религиозных стычек. Христианство стало официальной религией Империи, оно вербует себе сторонников среди аристократии и черни. «Кто не с нами, тот – против нас» – вот лозунг, который стоило бы вышить на знаменах, если бы уличные драки и беспорядки на площадях (а «агора» означает городская площадь) вылились бы в гражданскую войну.

Но пока суть да дело, в Александрии живет и преподает точные науки единственная в мире, прекрасная умом и телом, женщина-философ Гипатия (Рейчел Вайс), дочь математика Теона. Ее судьба стала основой фильма. Вокруг нее кипят страсти, в том числе и любовные, но ей нет дела до суеты мирской. Устройство Вселенной – вот, что ее волнует. Наука – ее призвание и смысл жизни. Философия – ее бог. Собственно, это плюс тот факт, что Гипатия женщина, к которой прислушиваются сенаторы и Орест (Оскар Айзек), префект Египта (ее бывший ученик, влюбленный в нее с юности) вызывает недовольство епископа Кирилла Александрийского (кстати, также ее бывшего ученика, хотя сценаристы фильма об этом умалчивают). По его воле Гипатию в церкви забивают камнями христианские фанатики.

Вобщем, история, выжимающая слезу даже через полторы тысячи лет полного забытия (от Гипатии ничего не осталось в прямом смысле слова: ее тело было расчленено и сожжено в Агоре, труды были уничтожены вместе с домом, о ее жизни можно судить лишь по трем сохранившимся мемуарам ее современников да по работам ее отца), попавшая в руки кинематографистов, могла бы превратиться в очередной голливудский пеплум, если бы режиссером его был не Алехандро Аменабар, а, скажем, Оливер Стоун.  А так, кино-попкорна не вышло, получился хороший практически документальный фильм.

Уличные драки выглядят как драки, политические интриги лишены романтизма, они низведены до фактов, между героями отношения построены на коротких фразах и намеках, потому что живого текста, в отличие от черепков посуды и каменных развалин, не сохранилось. Мы, живущие в XXI веке, можем лишь предполагать, каким языком и о чем могли разговаривать в веке IV мужчина и женщина, учитель и ученики, отец и дочь, священник и политик. Даже сцена с платком, пропитанным кровью цикла Гипатии, которая выглядит вызывающе даже в глазах современной женщины, похоже, имела место быть в реальности. Ð’ фильм введен лишь один вымышленный герой – раб Давус (Макс Мингелла), да и то, похоже, чтобы хоть как-то смягчить драматизм смерти Гипатии, и вдохнуть жизнь в обедненный подробностями исторический сюжет. Этот персонаж достоин отдельного внимания: именно он, тот человек, чье “падение” обещает зрителям трейлер фильма. Раб, равный по способностям и образованию самой Гипатии, влюбленный в нее до самоотречения. Он единственный, кажется, понимает ее и принимает ее выбор, но и делает выбор свой.

Сценаристы сохранили все, что смогли найти о том времени, об Александрии и о женщине-философе, и ни разу не посмотрели в сторону романтических историй, написанных о ней в XVII-XIX вв.

И если какому-то зрителю покажется киноистория слишком плоской, сведенной к простым истинам и художественным приемам, то стоит ли удивляться этому? Невозможно воссоздать несуществующую цивилизацию по историческим фактам, не включая фантазию, но вот вопрос – в каких пределах использовать последнюю? И если цель была поразить зрителей красочными картинами Древнего мира, то ее режиссер не достиг. А если вся затея начиналась лишь, чтобы донести до нас бесперспективность переписывания и замалчивания истории, чтобы заставить нас вспомнить о том, что фанатизм и жажда власти существовали во все времена и касались всех вероисповеданий, чтобы показать, что святыми становились далеко не самые безупречные и гуманные люди, – тогда она удалась.

Перед нами паззл из фактов, которые можно сложить по-разному, но он никогда не будет казаться совершенной картинкой, так как часть информации утеряна. И дело не в том, что черное – это плохо, а белое – хорошо, а если женщина в белом, так и просто отлично. Неважно, что надето на героях, в этой картине нет правых и безвинных. Все принимают решения и руководствуются далеко не любовью к ближним. Даже Гипатия, сердобольная и гуманная, живет лишь своими мыслями и стремлениями, все, что за границами ее дома или школы, для нее не существует. Она невинна как ребенок, и как ребенок эгоистична. Как и Кирилл: в глазах церкви и христианской морали, он, возможно, выглядит белым и пушистым, как первый снег, но не по делам его судят, а по догме…

И да, история Гипатии приведена в аналогии с историей Христа: она учила, несла добро и истину людям, но ученики ее предали и обрекли на мученическую смерть. И нет любви там, где есть страх за свою жизнь, где торгуют верой и размениваются людьми. А есть ли место сомнениям в существовании Бога? Нужно ли бояться науки, которая опровергает догмы? Нужно ли задавать вопросы, на которые нет ответа? Вера должна ли быть слепой или это прерогатива правосудия? Все ли люди равны друг перед другом? Вопросы – вот, что остается в голове после посещения кинотеатра. И тяжелое ощущение, что вы были свидетелем убийства…

Этот фильм подобен рыночной площади: множество зданий, людей, концессий, шума и событий. И, как японский турист, ты стоишь в центре этой суеты с видеокамерой, выхватывая кусочки окружающей тебя жизни, не в силах проникнуть в ее суть или повлиять на нее, но лишь способный зафиксировать линейный ход времени. И история так же далека от тебя, как Земля далека от Солнца, и так мелки и незначительны людские судьбы в сравнении с законами мироздания, но как легко ты узнаешь в их сплетениях знакомые проблемы. Изменились лишь персонажи и география, но драка на рыночной площади продолжается до сих пор.