Он ввел в моду гламурный шик в начале 90-х и заразил мир логоманией. Человек-легенда, человек-бренд, Том Форд рассказал в интервью о себе и моде, о времени и о провокациях. Ниже приведен фрагмент записи разговора Тома Форда и Терри Гросс (Terry Gross), ведущей программы Fresh Air на радио NPR (США).

T. Ford: Очень рад, что вы спросили меня об этом. Во-первых, в моде, как и в жизни, важно делать правильные вещи в правильное время. Правильный шаг при неудачных обстоятельствах – это ошибка. Я, скорее всего, сегодня не снял бы подобной рекламы, потому что мы живем в другом мире и в другое время. Есть вещи, которые сегодня нет необходимости обозначать в культурном плане. Но в то время это был иронический взгляд на такое явление культуры, как логомания. Кроме того, я работал в Gucci, и стремился поставить бренд Gucci на все. Также, как и Louis Vuitton ставил лого «LV» на все. Мы пришли к тому моменту в мировой культуре, которое сейчас называют глобализацией. Этот процесс подтолкнуло развитие интернета в начале 90-х. Неожиданно оказалось, что люди по всему миру потребляют одни и те же вещи в одно и то же время. Вокруг бренды, бренды, бренды… Каждая вещь стала брендом. Не осталось ничего, на чем не стоял бы знак бренда. Так что идея рекламы Gucci была проста: молодой человек брендирует на свою подружку, и та теперь «одета» в бренд.

Похожий эпизод есть в «Сексе в большом городе». Саманта встречается с парнем, который выбривает у нее на лобке узор в виде молнии, таким образом ставя на ней свой «бренд». Позднее Саманта идет в спортзал, где в душевой делает открытие, что она не единственная, кто носит этот бренд на себе. Все эти женщины спали с одним и тем же парнем.

Первая вещь, которую нужно знать о рекламе, это то, что она должна завладеть вниманием зрителя. Она должна заставить вас остановиться и посмотреть. И иногда направлять вас и наводить на размышления.

Ха-ха-ха… Вы смешная. Не помню, чтобы она трогала свою грудь. Но я помню, почему мы сделали эту рекламу и что мы думали в тот момент. В то время я работал в Yves Saint Laurent над коллекцией одежды. И мы повторно запускали рекламную кампанию Opium. Ив был первым дизайнером, который вывел на подиум прозрачную одежду в 70-е годы. Секс и чувственность были основой его работы. Так что наша идея казалась нам естественным продолжением этой традиции.

Кстати, я нахожу эту фотографию классически красивой. Я не вижу в ней ничего раздражающего, непристойного. Человеческое тело очень красиво. И я не считаю секс или изображение секса, если только они не переданы не в грубой манере, раздражающими. Я не могу понять, почему фотографии обнаженных людей, включая эту, с Софи Далл, были запрещены в некоторых странах. Для меня ее кожа – алебастр. Она абсолютно прекрасна. Это не сексуальная картинка, а прекрасная фотография очень-очень красивой женщины.

Случается… (смеется) Я тоже устал от этого.

Зачем я это сделал? Я, как мужчина, в той же степени являюсь объектом визуализации, что и женщина. Что хорошо для гусыни, хорошо и для гусака. Кстати, я позировал обнаженным несколько раз… Мы изображаем женское тело в нашей культуре и постепенно стали чаще обращать внимание на и на мужское. И нет в этом ничего страшного. Возможно, плохое слово «изображать» – мы отмечаем красоту тел, мужского и женского, – это нормально. Но почему-то никто не чувствует себя в своей тарелке, разглядывая голого мужчину. Голые женщины – везде, продают – все. Это сексуально. Но обнаженный мужчина заставляет нас нервничать. Ив Сен-Лоран позировал обнаженным для своего первого аромата. Это был прорыв для того времени. И я подумал, что, так как мы выпускаем духи, продолжающие традицию Дома, почему бы не использовать тот же подход и не опубликовать классическую фотографию обнаженного мужчины. Это история о красоте, и, в том числе, об аромате, композиция которого основана на запахе кожи. Ð’ этом смысл рекламного снимка: мужчина, одетый только в аромат духов.

Но почему? Почему это более провокационно, чем скульптура из мрамора голого мужчины? Ничего сексуального в том, что он делает, нет. Просто так случилось, что он… Вы уверены, что мы говорим об одном и том же снимке?

Романтичной, да. Но романтизм – это провокационно?

(Смеется) Это очень красивый мужчина. И мне нравится смотреть на Софи Далл, она прекрасна. Кстати, она не была по-модельному худой. У нее пышные формы.

Я думаю, что некое время мне потребовалось, чтобы договориться с самим собой о том, что я меня волнует мода.

Еще ребенком (когда я смотрю на свои фотографии, я это понимаю) я уже интересовался модой. Я помню, как в возрасте 7-8 лет я рассматривал новые модельные туфли, которые мне купила мать, и думал, что их нос мог бы начинаться чуть-чуть раньше. Мне эта мысль действительно не давала покоя. И у меня есть племянники и племянницы, некоторые из них не имеют отношения к моде, некоторые только появились, и первым словом моей племянницы было «туфля». Я думаю, что с интересом к моде надо родиться. Ты рождаешься с ощущением формы, и для тебя она важна. Или рождаешь музыкантом, и тогда тебе нужны звуки, акустика. Какое-то время с боролся со своими чувствами, мне потребовалось время. Я начал изучать архитектуру в Parson’s, но понял, что, несмотря на то, что я люблю архитектуру, и мне было полезно научиться «архитектурно» мыслить, это дело слишком серьезное для меня. Мода мне подходит больше. Я люблю ее быстротечность.

Знаете, мода и фотография для меня – две вещи, совершенно разные по природе, в которых я нуждался, чтобы удовлетворить свою потребность в творчестве. Я надеюсь, что буду заниматься и модой, и съемками до конца жизни. Но это такие разные вещи. Мода очень быстротечна. Она одноразова. Мгновенна: она отображая тот миг в истории культуры, в котором мы находимся в данный момент. Особенно женская мода.

Если культура тяготеет к чему-то яркому и чрезмерному, мода становиться блестящей и чрезмерной. Если наступает рецессия, приходит мода на спокойные вещи. В отношении истории попкультуры, женская мода – неверояно интересный объект для изучения и наблюдения, за рамками представления одного или другого человека о красоте и о том, какими средствами можно выразить свою потребность в самореализации. Таким образом, она с одной стороны кажется всепоглощающей культурной субстанцией, а с другой она мимолетна, потому что не задерживается надолго.

Есть. Я думаю, что мои последние коллекции 2003-2004 года для Gucci и YSL в плане сложности и конструкции были самым интересным из того, что я когда-либо создавал, потому что я учился, как создать более сложную одежду, как интеллектуально, так и технически. Я работал с выдающимися ателье в Италии (для Gucci) и в Париже (для YSL). Я многое узнал.

Но несмотря на это, мне кажется, что запомнят меня по тем коллекциям, которые с моей подачи повлияли на популярную культуру. Они были созданы мной намного раньше – в 1995-1996 г. Думаю, что моя заслуга здесь – удачное стечение обстоятельств. Мода в тот момент находилась в подавленном состоянии, она была очень спокойной и практичной. И я лишь вернул ей сексуальность и чувственность. Вещи, которые я создавал в то время, были просты в плане конструкции, но мощны по духу.

Первая коллекция, которая привлекла ко мне внимание, привела меня в Gucci и в бизнес, состояла из облегающие бархатные джинсы, простые пальто, атласные рубашки. Новым было то, что они были очень-очень чувственными и очень яркими. Они апеллировали к 1970-м годам, когда мода была более трогательной и доступной. Сегодня мода жестче. Она красивая, но грубая. Будто говорит: «Не трогайте меня, я крута». Это так интересно, как женская форма, в меньшей степени и мужская форма, показывает то культурное состояние, в котором мы находимся. Сейчас все накачено. Машины выглядят так, будто кто-то взял насос и накачал их, они выглядят «налитыми кровью». Губы накачены. Груди накачены. Все накачено. Это смущает, сбивает с толку. Сексуальность, но в грубой форме. Что для меня сексуальным не является вообще. В 1970-е груди были меньше, люди не носили бюстгалтеры. Фарра Фосетт (актриса 70-х) была сексуальна и чувственно, но эта была трогательная сексуальность. Она была kissable. Дружелюбна. И это ощущение я вернул в 90-е в моих коллекциях для Gucci.

Я думаю, сейчас мы живем в тяжелое, сбивающее с толку время. Что я имею в виду? Посмотрите на женские туфли: они вряд ли могут быть еще выше, навороченнее, мощнее. И опять же, если вы пойдете в кино сегодня, фильмы будут полны насилия. И мир вокруг жесток.

Они были меньше. Я не понимаю, почему все груди сейчас похожи на половинки грейпфрута, которые засунули под кожу? Это не имеет отношения к ее естественной красоте. И мы начинаем думать, что именно так настоящая женщина и должна выглядеть. И молоденькие девушки смотрят на эти фотографии в глянце, и думают: «О, мне нужно подправить грудь». Потому что они потеряли представление о реальности. Я не нахожу в это ничего восхитительного. Я нахожу это тревожным. Это удивительно: мы становимся пост-людьми. Мы начинаем манипулировать своим телом, потому что мы можем это делать, и превращаем его в собственный арт-объект. Но по мне, это все антисексуально.

Понимаете, вы начинаете выглядеть все более и более совершенно, лакировано; вы выглядите как красивая машина. Кто-нибудь хочет спать с вами? Дотронуться до вас? Поцеловать вас? Возможно, что нет, потому что вы ужасны. Вы идеальны, блестящи, глянцевы, но вы не человек. Это очень интересно. И я говорю это не для того, чтобы осудить. Я просто констатирую, это восхитительное явление в плане культуры.

Я не знаю. В данный момент я не создаю женскую одежду, чтобы выразить свои мысли. Я, в основном, наблюдаю, анализирую. Посмотрите на 50-е: удивительная эпоха, много восхищения, ожиданий. Полеты на Луну, на Марс. Груди по сравнению с тем, как они выглядят сегодня, такие нереальные. Стандарт красоты был в то время изыщный, легкий. Губы – тонкие, блестящие.Глаза – то же самое. Культура 50-х, графичность, отражались в женских формах. 2009 год также отражается в женской форме. И культурный, и социальный аспект нашей жизни.

Я в черном костюме, в белой сорочке, с белым платком в кармашке, в черных ботинках, хотя обычно я ношу сапоги. Наверное, это во мне от родного Техаса. В машине я снял галстук. Обычно я ношу что-то вроде униформы: темный костюм, белая рубашка, запонки, простые часы. Я красив – нет необходимости одеваться в яркие цвета. Я, честно говоря, не люблю цветные вещи. Я люблю цвет, но это очень мощный и обязывающий инструмент, которые привлекает к себе внимание. Я, как мне кажется, даже с закрытыми глазами смогу понять, что на мне красный жакет. Я буду просто его чувствовать. А это я не люблю.

Если у меня плохой день, я надеваю на себя самые лучшие вещи, которые есть. Я полирую туфли, довожу все до блеска. И это не броня. Так я говорю: «О’кей, внутри меня все плохо, но снаружи я собран и выгляжу хорошо».

В этом плане я, возможно, покажусь испорченным, но я думаю, что многие люди забывают об одной вещи, даже когда у них достаточно денег. Когда вы покупаете вещь, ее нужно подогнать по фигуре. Сделаете ли это вы сами или обратитесь к портному, неважно. Но вещь должна быть подогнана под вас. Дорого это или дешево, но если вы хотите выглядеть идеально, это сделать необходимо.

Но это правда. Вы смотрите телевизор и видите актера в идеальной рубашке. Вау, это выглядит удивительно! Да, потому что ее перешили для него. Кто-то выпустил ткань с одного конца, убрал – с другого. Это просто. Купите швейную машинку и делайте это сами.

Том Форд: Из моды в кино

Рецензия на фильм “Одинокий мужчина” Тома Форда

«Одинокий мужчина» Тома Форда – художественная адаптация романа Кристофера Ишервуда о замкнутом англичанине-профессоре, страдающем от тоски и скорби на задворках Лос-Анджелеса образца 1962 года. Этой потаенной скорбью пропитан каждый кадр фильма.

Скрытой, потому что Джордж Фальконер (Колин Ферт) изнывает от тоски месяцами, но никто об этом не знает, ведь признайся он в том, что не может пережить смерть друга в автокатастрофе, как люди поймут, что друг был для Джорджа кем-то большим. И будут правы. Джим (Мэттью Гуд) был для него супругом во всех смыслах, кроме официального. 16 лет они прожили тихо и мирно, и теперь воспоминания об этом комфортном счастье мучают Джорджа, лишают его смысла жизни.

Окруженный людьми, он одинок, более того, его можно с легкостью назвать человеком-невидимкой: он гей в мире, который вспоминает о таких как он, только чтобы заклеймить, равно как и коммунистов, негров или представителей любых других меньшинств. Его мысли остаются невысказанными, разве что иногда, в виде своеобразного кода, продолжающего диалог с самим собой, они вырываются наружу во время лекций студентам. И единственный, кто слышит боль и видит тоску в глазах профессора, это его ученик Кенни (Николас Холт), который начинает интересоваться его драмой. Эта проницательность подкупает, ведь ее нет даже у близкой подруги Джорджа Чарли (Джулианна Мур), которая влюблена в него больше 20 лет.

Короткий роман Кристофера Ишервуда, построенный на внутренних монологах главного героя, по сути, является хроникой одного дня его жизни. Эта особенность сюжета сохранилась в фильме Форда, но с небольшой поправкой: в фильме Джордж не видит причин жить дальше, он готовит самоубийство. Осознание того, что это последний его день, меняет многое. Волнение нарастает, когда он забирает вещи из своего стола в колледже, опустошает банковскую ячейку, наслаждается закатом, красотой женщин и мужчин, запахом собачьего меха, его текстурой – мелочами, которые впервые восхитили его.

Том Форд, чья слава связана, в первую очередь, с модной индустрией, как и можно было предположить до просмотра фильма, каждый кадр делает стилистически выверенным, безупречным. Это во многом взгляд модельера, чья дебютная работа основана на его опыте и на подглядывании за работами любимых режиссеров. Застывшие виды Америки 60-х, дом Джорджа, будто вырезанный из Architectural Digest, биллборд с постером к фильму Хичкока «Психо», на фоне которого Джордж ведет разговор с мужчиной-проституткой по имени Карлос (Джон Кортахарена), выглядящим как фотомодель.

Временами эта подчеркнутая элегантность кадра кажется лишенной жизни, воздуха, будто рекламная картинка о красивой жизни. Но к концу фильма, мир приобретает бежево-коричневый, тусклый, выцветший со временем оттенок, а эмоции откровенно льются с экрана. И ясно, что подчеркнутая стилизация каждого движения и вздоха Джорджа была стратегически важной. «Человек-в-английском-футляре» с приближением часа самоубийства начинает прорастать зелеными побегами романтизма, доверия к миру, надежды. Он выходит за пределы сложившейся морали 60-х, полунамеков, табу.

Фильм приобретает новый смысл – он о том, как человек учится жить настоящим и наслаждаться каждым моментом отведенного ему времени. Пока не пришла она…

P.S.

Том Форд: “Ð’ образе Джорджа очень много меня самого. Духовный кризис среднего возраста случается в жизни многих людей. Я очень рано достиг многого в материальном мире: финансовая стабильность, слава, профессиональный успех, я не знал, что делать со всеми материальными ценностями, обладателем которых я стал. У меня была наполненная личная жизнь, прекрасный 23-летний партнер, две чудесные собаки… Но в какой-то момент я немного потерялся и запутался. Если Ñ‚Ñ‹ модный дизайнер, то вся твоя жизнь постоянно вертится вокруг будущего, вокруг того, что все будут носить только через несколько лет. Ты создаешь одежду, которая окажется на вешалке в магазине только спустя пару лет. И современная культура внушает нам, что любые проблемы можно решить при помощи материальных вещей. И я абсолютно не уделял внимания духовной стороне собственной жизни…
Перечитывая рассказ Ишервуда на этом этапе моей жизни, я понял, что эта книга, написанная истинным “я” о ложном “я”. Кристофер Ишервуд изучал Веданту, и это чувствуется в рассказе, который… повествует о борьбе за возможность жить сегодняшним днем. Думаю, что люди, которые знают меня как фэшн-дизайнера, будут удивлены этой картиной. Фильм – очень личный…”

Награды и номинации фильма “Одинокий мужчина”:

– номинация на премию “Оскар” лучшая мужская роль (Колин Ферт);
– Венецианский МКФ-2009: Кубок Вольпи за лучшую мужскую роль (Колин Ферт), приз “Голубой лев” Queer Lion (Том Форд);
– номинация на премию “Золотой глобус”: лучший актер (Колин Ферт), лучшая актриса второго плана (Джулианна Мур), лучший саундтрек;
– номинация на премию BAFTA: лучшая мужская роль (Колин Ферт), лучший костюм

Интервью Тома Форда: Из моды в кино