Дина Рубина представила в России свою новую книгу «Синдром Петрушки», которая завершает трилогию о «двоящейся реальности». Несмотря на плотный график, ей удалось найти время и ответить на вопросы нашего корреспондента:

Дина Ильинична, в Москве и Санкт-Петербурге не так давно прошли ваши автограф-сессии, связанные с выходом в продажу «Синдрома Петрушки». Какое впечатление у вас от них осталось?

Давайте назовем это по-русски: встречи с читателями. А то я, бедная, даже теряюсь: с каждым приездом в Россию мне приходится выучивать кучу иностранных слов, чтобы заговорить на современном русском языке. На одной из встреч в книжном магазине ко мне подошла милая женщина, протянула книжку на подпись, и после, прижимая ее к груди, проговорила растроганным голосом: « Желаю вам…креатива и позитива!».

Нравится ли мне общаться с читателями? Вообще-то, я по характеру человек довольно замкнутый. Моя видимая легкость в общении – не более, чем врожденный артистизм и элементарное уважение к собеседнику. Для меня это всегда работа, всегда усилие, иногда – значительное усилие. Но я считаю, что мы с издательством ЭКСМО – прежде всего партнеры, мы в одной связке в нашем общем деле. И когда в интересах издательства, а значит и с целью лучшего распространения новой книги, необходимо  провести несколько встреч с читающей публикой, я отношусь к этому добросовестно.

В этом году все встречи и выступления – а их было много – прошли, на мой взгляд, очень тепло и удачно. Любой писатель с наслаждением вбирает, впитывает то излучение любви и признательности, которое исходит от людей, пришедших на встречу. Кроме того, приятно сознавать, что в России по-прежнему много читают, несмотря на тревожные утверждения социологов, педагогов, да и просто скептиков.

Что Вас вдохновляет на творчество? В какое время суток вы больше всего любите писать?

Вдохновляет меня любая рожа, любая нелепая ситуация, трогательная картинка, трагическая сцена, история, рассказанная  попутчиком в купе поезда… Писатель – это такая мощная перерабатывающая установка, которая из вторсырья производит ценные изделия.

А вот на вопрос о времени суток ответить труднее всего. Вы имеете в виду – когда я буквально сажусь за компьютер, и буквально  пишу? Начиная часов с пяти утра. Но работа писателя включает не только щелканье по клавиатуре или записи в блокноте. Это такой же непрерывный процесс, как дыхание. Вы сидите за столиком кафе, болтаете о том, о сем, а ваш мозг и так и этак ворочает фразу о жестикулирующих руках вашего собеседника. Это тоже – работа, и подчас самая важная.

Что «подсказало» сюжет новой книги, ее героев?

Эта книга – роман «Синдром Петрушки» – замышлялась как последняя книга в трилогии о «двоящейся реальности». То, что я буду делать ее на кукольном материале, я решила давно, еще когда вышел в свет первый роман трилогии – «Почерк Леонардо». Тогда я, выступая перед молодыми актерами кукольного театра, встретилась и разговорилась с Петрушкой, актером- петрушечником; поняла, какой это захватывающий мир, какая бездна материала… Долго с этим жила, вынашивая и накапливая материал, и, наконец, после выхода второй книги – «Белая голубка Кордовы» – приступила к работе. Вообще, три последних года – года написания трилогии –  оказались, в смысле работы, страшно тяжелыми и напряженными.

«Синдром Петрушки» пронизан кукольными мотивами. В ней есть место и автору. Можно ли рассматривать его как кукловода?

Но это не открытие и не новость. Любой творец (независимо от масштабов создаваемого им мира) – владетель этого мира, полновластный его хозяин; тем более, писатель. Ведь создаваемый нами мир полностью подчинен нашему, и только нашему, воображению. Значит, мое властное «желаю» – основной закон бытия в этой миниатюрной вселенной. Все эти вопросы поднимаются в моем романе.

В последнее время вы очень много пишете. Как удается сохранять такой темп?

Никаких секретов тут нет: интенсивная беспощадная работа. Беспощадная не только к себе, но и к близким. Чудес не бывает. Поле плодоносит тогда, когда за ним ухаживает усердный земледелец; творец плодоносит тогда, когда вся его жизнь посвящена  упорному и беспросветному труду.

Другое дело, что поле может истощиться. Какое-то время земля должна пребывать «под парами». Вот и я сейчас отдыхаю, отхожу: занимаюсь чепухой – перебираю какие-то записи, завершаю давно намеченные и незаконченные дела…

К каким своим произведениям вы относитесь совершенно особенно?

Вообще-то, к тем, над которыми думаю сейчас, – то есть,  к еще не написанным. Но правда и то, что у каждого писателя есть какие-то вещи, которые он может перечитывать без отвращения, даже и много лет спустя. У меня это – повести «На Верхней Масловке», «Высокая вода венецианцев», и несколько рассказов: «Наш китайский бизнес», «Альт перелетный», новелла о моем любимом псе – «Я и Ñ‚Ñ‹ под персиковыми облаками».

«На солнечной стороне улицы» воспринимается читателем практически как ваша автобиография, как и некоторые другие ваши произведения. Насколько вообще автобиографичны ваши работы?

Роман «На солнечной стороне улицы» с моей биографией имеет очень мало общего. Это иллюзия – вероятно, из-за того, что основное действие книги протекает в моем родном городе. Есть там несколько отрывков, написанных от первого лица, но писатель часто пользуется маской «я» – это дает выход более теплой, открытой, более доверительной интонации. Главные героини романа – художница Вера и ее мать Катя – ничего общего с моей жизнью не имеют, это вымышленные фигуры. Вообще, в моих текстах гораздо больше вымысла и больше «чужого» материала, чем может показаться на первый взгляд. Профессия писателя, конечно, предполагает и личное включение – на уровне наблюдений, каких-то кусочков собственного опыта. Но работа писательского воображения куда более изощренная и плотная материя, чем принято думать. Даже прожитые реалии в тексте почти всегда преображаются – иногда до полной неузнаваемости.

Насколько личны описываемые Вами переживания?

Личны вполне – хотя бы потому, что, описывая вымышленных героев, их мысли и чувства, я обязана прожить вместе с ними всю их жизнь. Это – очень личное, очень душевно затратное соучастие. Недаром Флобер писал: «Госпожа Бовари – это я», имея в виду, как Ð’Ñ‹ понимаете, не буквальные факты жизни героини, а ту жизнь чувств, которую автор с героиней прожил.

Вам никогда не было страшно обнажать душу перед такой огромной аудиторией?

Бог с вами, я и перед близкими-то людьми чрезвычайно редко раскрываюсь. С чего вы взяли, что я «обнажаю душу»? Когда замечательный певец поет знаменитую арию так, что слезы текут по лицам слушателей; когда  рыдающий актер в роли Отелло выходит на просцениум с убитой им Дездемоной  на руках; когда вы любуетесь пейзажем родной деревни на картине известного художника… вы полагаете, что душа артиста и художника обнажена перед вами настолько, что можно читать по ней, рассуждать о ней? Перед вами, прежде всего, – следствие и продукт таланта, мастерства, стиля, то есть, произведение искусства, которое, отрываясь от творца, начинает существовать совершенно самостоятельно, к его душе имея весьма опосредованное отношение.

Настоящий профессионал – всегда вещь в себе. Он может достигать в профессии невероятных высот, но его частная жизнь и жизнь его души редко становятся достоянием общественности.

У вас много рассказов о путешествиях. Это тоже личные наблюдения? Вы описываете все города и страны, в которых бываете?

Не все, а только те, которые дарят мне особенные переживания. Мои новеллы о странствиях – это проза, написанная в жанре «вроде бы запечатленной реальности». Но и это иллюзия. Конечно, я использую все свои личные наблюдения, свои впечатления от страны и народа; но при создании новеллы обязательно включаю какие-то сюжетные конструкции, обязательно вкладываю в сердцевину описаний какую-нибудь историю; а иначе текст будет оставаться «записками путешественника», а не прозой.

Что такое, по-вашему, быть писателем? Писатель -  это, прежде всего, кто?

Это какой угодно  человек. Он, конечно, может быть душевным, добрым, интеллигентным… Правда, случается это крайне редко. Кажется, у Набокова где-то есть такая фраза:  «Человек со слишком добрыми для писателя глазами».

Писатель, это, прежде всего, – вечно рыщущий сюжетов волк. Как правило, душевно одинокий, чудовищно эгоцентричный, тяжелый, угнетающий тех, с кем живет, человек. Но он и  самый счастливый из живущих существ: ведь в его силах воссоздать любое время, остановить мгновение, творить миры, вдыхать жизнь в призрачных гомункулов. И – в работе своей – любить, ненавидеть, переживать целую бурю страстей, не выходя за пределы кабинета. Иными словами, ему дано проживать десятки, а то и сотни жизней. Это – огромный дар судьбы.

Беседовала Елена Дорохина