«Битва титанов» – это римейк одноименного фильма 1981 года, напичканный 3D-графикой, хорошими актерами и нехорошими чудовищами, но напрочь лишенный смысла, художественного стиля и вменяемых диалогов…

Людям надоело хвалить и любить богов, они решили восстать против их «тирании». Боги решают отомстить. Персей (Сэм Уортингтон), полубог, сын Зевса (Лайам Нисон), оказывается между двух огней. В его руках судьба мира: он должен спасти Андромеду (Алекса Давалос) от чудовища со знакомым именем Кракен.

Формально, этот фильм не нуждался бы в анонсировании сюжета (в основе его лежит история поединка Персея с Медузой Горгоной), но, как и во всех американских блокбастерах, авторов сценария и продюсеров не устроила первоначальная версия событий, и греческий миф было решено переписать. Причины? Видно, Древняя Греция слишком сложна для восприятия рядовыми зрителями кинотеатров. Все же это не комикс или компьютерная игра. Здесь боги, герои, чудовища, люди – все связаны родственными узами, насилуют друг друга, совокупляются, где ни попадя, с кем ни попадя и как ни попадя. Никакой христианской морали и представления о приличиях. Варвары, одним словом. Да и экшен у них какой-то сиротский, без размаха. Без фантазии.

Ð’ общем, сюжет “улучшили”, биографию Персея и его божественной семейки подправили, злых чудовищ победили, комсомолку Андромеду спасли. Смотреть это без злобных комментариев по ходу фильма невозможно, потому как скучно. Самые забавные ляпы: простроченная на машинке двойным швом туника Персея, подкованный Пегас, доспехи богов времен Ренессанса, щит из панциря скорпиона, металлический изнутри. Это лишь часть того, что можно увидеть, а сколько интересного можно услышать!

Единственный плюс фильма – актерский состав. Он хорош: «Список Шиндлера» во плоти – Лайам Нисон и Ральф Файнс (Аид)  – плюс Наталья Водянова (голова Медузы Горгоны). Адская смесь, которая могла сработать, если бы не сценарий, не операторы, костюмеры и графики, если бы не режиссер Луи Летеррье. Получился аттракцион для любителей 3D, к которому титаны не имеют никакого отношения.

Первым кровавым шагам христианства как мировой рилигии посвящается фильм Алехандро Аменабара “Агора” (13 номинаций на премию Goya и запрет на показ фильма в Италии). Если бы можно было написать к этой картине эпиграф, то слова героини фильма философа Гипатии, сказанные в ответ на уговоры епископа Кирии принять христианство, подошли бы лучше всего: “Тебе сомневаться нельзя. А я должна”…

Конец IV века н. э. Александрия Египетская, пока еще культурная столица Римской империи, страдает от религиозных стычек. Христианство стало официальной религией Империи, оно вербует себе сторонников среди аристократии и черни. «Кто не с нами, тот – против нас» – вот лозунг, который стоило бы вышить на знаменах, если бы уличные драки и беспорядки на площадях (а «агора» означает городская площадь) вылились бы в гражданскую войну.

Но пока суть да дело, в Александрии живет и преподает точные науки единственная в мире, прекрасная умом и телом, женщина-философ Гипатия (Рейчел Вайс), дочь математика Теона. Ее судьба стала основой фильма. Вокруг нее кипят страсти, в том числе и любовные, но ей нет дела до суеты мирской. Устройство Вселенной – вот, что ее волнует. Наука – ее призвание и смысл жизни. Философия – ее бог. Собственно, это плюс тот факт, что Гипатия женщина, к которой прислушиваются сенаторы и Орест (Оскар Айзек), префект Египта (ее бывший ученик, влюбленный в нее с юности) вызывает недовольство епископа Кирилла Александрийского (кстати, также ее бывшего ученика, хотя сценаристы фильма об этом умалчивают). По его воле Гипатию в церкви забивают камнями христианские фанатики.

Вобщем, история, выжимающая слезу даже через полторы тысячи лет полного забытия (от Гипатии ничего не осталось в прямом смысле слова: ее тело было расчленено и сожжено в Агоре, труды были уничтожены вместе с домом, о ее жизни можно судить лишь по трем сохранившимся мемуарам ее современников да по работам ее отца), попавшая в руки кинематографистов, могла бы превратиться в очередной голливудский пеплум, если бы режиссером его был не Алехандро Аменабар, а, скажем, Оливер Стоун.  А так, кино-попкорна не вышло, получился хороший практически документальный фильм.

Уличные драки выглядят как драки, политические интриги лишены романтизма, они низведены до фактов, между героями отношения построены на коротких фразах и намеках, потому что живого текста, в отличие от черепков посуды и каменных развалин, не сохранилось. Мы, живущие в XXI веке, можем лишь предполагать, каким языком и о чем могли разговаривать в веке IV мужчина и женщина, учитель и ученики, отец и дочь, священник и политик. Даже сцена с платком, пропитанным кровью цикла Гипатии, которая выглядит вызывающе даже в глазах современной женщины, похоже, имела место быть в реальности. Ð’ фильм введен лишь один вымышленный герой – раб Давус (Макс Мингелла), да и то, похоже, чтобы хоть как-то смягчить драматизм смерти Гипатии, и вдохнуть жизнь в обедненный подробностями исторический сюжет. Этот персонаж достоин отдельного внимания: именно он, тот человек, чье “падение” обещает зрителям трейлер фильма. Раб, равный по способностям и образованию самой Гипатии, влюбленный в нее до самоотречения. Он единственный, кажется, понимает ее и принимает ее выбор, но и делает выбор свой.

Сценаристы сохранили все, что смогли найти о том времени, об Александрии и о женщине-философе, и ни разу не посмотрели в сторону романтических историй, написанных о ней в XVII-XIX вв.

И если какому-то зрителю покажется киноистория слишком плоской, сведенной к простым истинам и художественным приемам, то стоит ли удивляться этому? Невозможно воссоздать несуществующую цивилизацию по историческим фактам, не включая фантазию, но вот вопрос – в каких пределах использовать последнюю? И если цель была поразить зрителей красочными картинами Древнего мира, то ее режиссер не достиг. А если вся затея начиналась лишь, чтобы донести до нас бесперспективность переписывания и замалчивания истории, чтобы заставить нас вспомнить о том, что фанатизм и жажда власти существовали во все времена и касались всех вероисповеданий, чтобы показать, что святыми становились далеко не самые безупречные и гуманные люди, – тогда она удалась.

Перед нами паззл из фактов, которые можно сложить по-разному, но он никогда не будет казаться совершенной картинкой, так как часть информации утеряна. И дело не в том, что черное – это плохо, а белое – хорошо, а если женщина в белом, так и просто отлично. Неважно, что надето на героях, в этой картине нет правых и безвинных. Все принимают решения и руководствуются далеко не любовью к ближним. Даже Гипатия, сердобольная и гуманная, живет лишь своими мыслями и стремлениями, все, что за границами ее дома или школы, для нее не существует. Она невинна как ребенок, и как ребенок эгоистична. Как и Кирилл: в глазах церкви и христианской морали, он, возможно, выглядит белым и пушистым, как первый снег, но не по делам его судят, а по догме…

И да, история Гипатии приведена в аналогии с историей Христа: она учила, несла добро и истину людям, но ученики ее предали и обрекли на мученическую смерть. И нет любви там, где есть страх за свою жизнь, где торгуют верой и размениваются людьми. А есть ли место сомнениям в существовании Бога? Нужно ли бояться науки, которая опровергает догмы? Нужно ли задавать вопросы, на которые нет ответа? Вера должна ли быть слепой или это прерогатива правосудия? Все ли люди равны друг перед другом? Вопросы – вот, что остается в голове после посещения кинотеатра. И тяжелое ощущение, что вы были свидетелем убийства…

Этот фильм подобен рыночной площади: множество зданий, людей, концессий, шума и событий. И, как японский турист, ты стоишь в центре этой суеты с видеокамерой, выхватывая кусочки окружающей тебя жизни, не в силах проникнуть в ее суть или повлиять на нее, но лишь способный зафиксировать линейный ход времени. И история так же далека от тебя, как Земля далека от Солнца, и так мелки и незначительны людские судьбы в сравнении с законами мироздания, но как легко ты узнаешь в их сплетениях знакомые проблемы. Изменились лишь персонажи и география, но драка на рыночной площади продолжается до сих пор.

«PristineSmut» называется ювелирная марка, созданная в 2008 году Лири Пристин (Liria Pristine) и Рози Кент (Rosie Kent), выпускницами Saint Martins College. Их первая коллекция Il m’a vu nue («Он видел меня обнаженной») – коктейль Молотова из стилистических ассоциаций. На грани стиля и безвкусицы…

Албанская этника, швейцарская точность, итальянский кутюр, камбрийский сценический блеск, ритм и эстетика черного европейского джаза начала 30-Ñ…, готика конца 90-Ñ… годов – в ход идет все. Причем, не только визуальные образы, идеи, символы, но и материалы: шерсть, золото, нити бисера, сплетенные как трикотажное полотно, стеклярус и искусственный жемчуг.

Сами девушки утверждают, что они повергли традиционные основы вязания и ювелирного искусства в прах, сотворив нечто новое – «элегантный мир эротизма и экстравагантности». Впрочем, им же принадлежит сравнение своей коллекции с «замечательной бессмыслицей» в духе 1920-х.

«Благородство того времени исчезло в современном мире, а вульгарность стала настолько доступной, но даже обнаженное тело перестает быть достаточным поводом для восхищения. PristineSmut представляет современные удовольствия в элегантном, скромном свете. Женщины PristineSmut – это «garconne» 20-Ñ…: оголенные руки, яркий make-up «на публику», воплощение духа беспечных бунтарок, порхающих с вечеринки на вечеринку все ночи напролет», – сообщается в анонсе коллекции.

Сложно согласиться со словом «скромный», ну а с тем, что эти украшения предназначены для выхода на «публику», мы спорить не будем. Недаром же эту марку успела облагодетельствовала вниманием Lady Gaga, которой, говорят, неуютно находится со своим отражением в одной комнате. PristineSmut меняет облик женщины. Визуально преображает ее характер, подобно театральному костюму. Удивительный эффект от эклектичных форм и текстур браслетов, колье и накидок.

Но вот, вопрос: после столь яркого неординарного пролога начнется ли само повествование?

Юинг Гао (Ying Gao) не просто дизайнер, она – ученый-модельер. Будучи профессором Университета Квибека в Монреале (Канада), она исследует «эстетический потенциал слияния моды, искусства и технологии».

Проявляется это в дизайне вещей, напоминающих инсталляции или ожившие картинки: бумажные модели кукольных платьев, оригами или кадры из мультфильма Миядзаки. Доходит до магии: ткань визуально превращается в листы бумаги, чтобы передать «дуновение ветра» или «изобразить игру света». Прямо не одежда, а учебник по философии, написанный кодом из стежков ниток в складках ткани.

Впрочем, описать то, что несет в себе чистую идею, лучше всего может только сам ее автор. Вот, что Юинг Гао рассказывает о двух своих последних работах.

Living Pod, 2008

«Этот проект состоит из двух легких чувственных интерактивных предметов одежды, представляющих собой олицетворение пары близнецов: один трансформируется в другого постепенно, через определенные интервалы времени. Эти метаморфозы систематически «несбалансированны» и «гиперболизированы». Оба предмета одежды посвещены структурным изменениям, создаваемым невидимыми потоками воздуха внутри их бесчисленных элементов-ячеек, снабженных светочувствительными сенсорами, реагирующими на свет (например, на фотовспышку). Физических трансформаций вещей удалось достичь благодаря плоским техникам кроя, которые позволяют объектам принимать множество форм.
Оборудованный микромоторчиками и световыми сенсорами, комплект А начинает дышать, когда источник света регистрируется сенсорами. Это же движение фиксирует комплект одежды В, подражая дыханию медузы. Интенсивность этих движений зависит от интенсивности света. Я хотела исследовать такое явление, как свет, но, кроме него, проект касается идей конфронтации и мимикрии, характеризующих сегодня всю систему мира моды».

Walking City, 2006

«Задачей в терминах дизайна одежды было создание предметов со свободно текущими пространствами, потенциально способными принимать различные формы, в отличие от фиксированных объемов традиционной одежды. Это углубленное исследование дополнительных структур, интеграции пневматических и интерактивных технологий в одежду. Оно формирует креактивную среду, в которой медиа-девайсы становятся компонентами костюмов, созданной для перфомансов, и которая может быть трансформирована в индустриальную линию прет-а-порте.
Я всегда чувствовала, что бесформенные одежды среди других выделяются большей сложностью. Когда «безжизненный» жакет наполняется воздухом, кажется, что невидимое тело поселилось в нем. Воздух там, где цвет, свет и вибрации сливаются. Он невесом, нереален, изменчив, лиричен и неуловим. Используя эту восхитительную среду в качестве источника вдохновения, я стремилась дать эстетическую форму эфемерному, создав предметы одежды далеко стоящие от идеи защиты жизни, но близкие к таким понятиям, как игривость и соблазн».

На очереди еще один эксперимент под названием «Playtime». Предполагается, что в результате него на свет родятся 5 предметов одежды, вдохновленных фильмом Жака Тати «Время развлечений» (Playtime, 1967). Это история о том, как подобно человеку в фильме Тати, одежда расстворяется на подиуме, теряясь в страндартизированной урбанистической прозрачности стекла и бетона, как оптические иллюзии и зеркальные ловушки лишают модель тела, как ее звук теряется в шуме окружающей среды.

«В контексте показа одежды, например, человек, который попытается поймать изображение модели на видеокамеру или на фотоаппарат, в ответ на свои действия вызовет соответствующую реакцию самой одежды: она изменится, начнет расплываться, терять четкость силуэта, исчезать из фокуса прибора», – поясняет модельер.

Кажется, мир окончательно вступил в XXI век. Нет, отсчет нового тысячелетия начался десять лет назад, но мыслить цифровыми категориями в духе виртуальной логики мы начинаем только сейчас, во всяком случае, в сферах, которые касаются моды. Вчера вряд ли кому пришло в голову отсканировать собственное тело и его трехмерную модель скрестить с образами, рожденными в подсознании, с воспоминаниями или фантазиями, чтобы затем превратить все это в футболки. А сегодня, пожалуйста.

Дизайн-дуэт Mashllah Design и любительница часов-обманок Линда Костовски (Linda Kostowki), можно сказать, проходят соучастниками по делу о футболках «T-Shirts Issue // Digital Portraits». Трудно определить, кому из них пришла идея совершить этот маленький переворот в швейном деле, но местячковая революция удалась на славу. Троица начала с того, что отсканировав свои изображения и добавив к ним объемы и пропорции, создала 3-d модели своих двойников. По аналогичной технологии рисуют мультфильмы, вроде «Шрека»: превращают плоский рисунок в объемную фигуру. Далее 3-d клонам добавили объемные детали, связанные с какими-то личными переживаниями или воспоминаниями их родителей, частично визуализировав таким образом их альтер-эго. Произошло сращивание реальности и фантазии – симбиоз сознания и подсознания, который обрел свою внешнюю оболочку.

Как известно, 3-D фигуры состоят из множества многоугольников, причем их число определяет разрешение модели, в той же степени в какой количество пикселей влияет на качество растровой графики. Чем меньше пикcелей, тем они крупнее, а графика грубее и проще. Чем меньше многоугольников, тем они крупнее, и гладкие формы становятся ребристыми и искаженными. Ð’ таком виде их можно воссоздать с помощью бумажных моделей. Ð’ нашем случае – с помощью моделей из джерси, склеенных по типу бумажных, без традиционных расчетов закройщика, без соблюдения линий пройм, лица и спинки футболки.

Так из виртуальности рождается формально-патетическая реальность: настоящий предмет одежды (футболка) и визуализированный двойник ее владельца. Один предмет – как минимум, две сути. Впрочем, на философской составляющей вершители революции внимание не заостряют, они говорят лишь о прорыве в методике шитья одежды:

«Создание одежды таким образом фундаментально меняет ее экстетику, потому что в отличие от традиционных методов кройки и шитья расбиение на элементы не имеет дело с такими понятиями, как центр лица или форма ручной проймы. И это освобождает фантазию дизайнеров, освежает ее».

NO 419 // Маркус и волк

«После того, как я услышал историю о мальчике, воспитанном волками, я захотел той же судьбы больше, чем чего-либо. Волк мог бы сопровождать меня в ночных скитаниях, делить со мной охоту и издавать вместе со мной грозный рык».

NO 378 // Пауль и плавки

«Когда я был маленьким и только учился плавать, я каменел при мысли, что мои плавки могут промокнуть. Я их постоянно стискивал, проверяя уровень воздуха. Но вне воды, плавки удивительным образом обретали иной эффект: они придавали мне уверенность в себе. Так что на суше я из них буквально не вылезал».

NO 318 // Линда и швейная машинка

«Она изменила мою жизнь с первого момента примерки, когда она, урча, выскользнула из моего набора для шитья. Звуки, которые она издала, были безошибочными и уверенными. Она наполняла мой дизайн простотой, заставляя доверять ей еще больше, чем раньше».